У подножья, рыгающей ярко-жёлтой, словно куски солнце, лавой, сопки Михалыч снял лыжи и пошёл пешком.
Здесь уже не было снега и он, подбирая горящие мерцающие ошмётки желудочного сока планеты медвежьими рукавицами, бросал их в ведро, где они шипели, превращая чистый таёжный снег в прозрачную воду.
Ещё через час, с полной поклажей, Михалыч спустился, как австрийский слаломист вниз, в затихающую собачьим лаем родную деревню.
Столбы жёлтого и серого дыма из разгорячённых труб торчали вертикально, слабый ветерок доносил запах дров: то сосновых, то осиновых, то редких, только у кулаков, можжевеловых.
Проходя на ощупь по знакомым с голожопого детства переулкам, старик набирал небольшую пригрошню остывших звёзд и с силой бросал их через высокий забор в сторону крыльца.
Потом он, с сознанием выполненного дела в этом месте, подходил к калитке и вынимал из-за лавки специально для него, разбрасывателя звёзд, припасённую поллитру сорокоградусной.
Отряхивая налипший на этикетку снег, он бережно укладывал стеклянный носитель в санки рядом с ведёрком, улыбаясь от привычного, но от этого не менее приятного «дзинь», когда спиртоносная подружка расширяла компанию.
Скоро все, не обремененные супружеским долгом молодки, повыскакивают в домашних нарядах во дворы, чтобы искать упавшие осколки солнца, с замиранием сердца пытаясь предугадать по их причудливому блеску и форме своё счастливое будущее.
А Михалыч, позвякивая санями, доехал до своих ворот, и не спеша выгрузил поклажу в сенях.
Потом он снял полушубок, задубевшие от полымя и мороза рукавицы и забросил валенки на палати.
Вернувшись в сени, мужик достал бутылку водочки, из нового созыва, и загрёб жестяной чашкой квашенной капусты из бочки.
Ещё через пять минут Михалыч сел за стол у застывшего окошка, плеснул в капустку своего домашнего, почти коричневого подсолнечного масла.
Открыл моментально запотевшую беленькую и, посчитав бульки, налил полстакана.
Потом он потёр горячей ладонью стекло, освобождая от наледи точку обзора.
Ему стало видно, как заглушая радостные крики молодёжи, заметает его лыжные следы весёлая метель.
И там, над черной полосой леса, в вышине, летели красные раскалённые искры.
