В прошлом осталась военкоррская солдатская выслуга, обвенчанная наградной электробритвой «Бердск» от командующего округом на день печати, чистые погоны и незамутнённое сознание.
Поразмыслив, что делать дальше, ехать ли в свердловский или питерский литин, раскинув мозгами над перепитиями журналисткой жизни, я решил возвращаться к тому, что предполагало более устойчивую почву под ногами и целостность черепной коробки. Вспоминая, как я чудотворно оставался жить, помещая критический материал про руководство воинской части в окружной газете. А в ротный боевой листок мне уже давно запрещали писать, ибо он сразу автоматически становился революционной листовкой.
Нужно ли говорить, что тогда в армии от безделья второго года службы, я читал «Огонёк» и «Юность» от корки до корки, а по ночам слушал «Голос Америки»?
Так вот, в начале декабря я вернулся на родную кафедру АСУ, где потребовал восстановления себя в правах студента. Гласу моему вняли, продлив сессию на год. Правда, про это регулярно забывали и вывешивали таки периодически в деканате приказы о моём отчислении. За что я часто хаживал к замдекана Василию Зубакину (про него будет позже) с разборками. Так он меня и запомнил. Хороший был и, наверное, остаётся, мужик.
Прибыв в расположение учебной группы, я обнаружил, что являюсь третьим членом из 27-ми человек её личного состава. Что ещё раз подтвердило правильность моего выбора.
Весь последний месяц года я тщётно пытался вникнуть в смысл слов, произносимых преподавателями. В голове моей зафиксировался чистый лист и активная блокировка на запись новых данных. Смысл слов «фортран» и «паскакаль» эфимерно и недоступно витал для меня в верхних слоях атмосферы.
Единственный из предметов, находивший прямой путь к моему сознанию, назывался историей КПСС и, слава правящей партии, она за два года не изменилась.
Что касается личной жизни, то уже в то время я стал задумываться об автономном существовании, поэтому пошёл и устроился на должность сторожа в своё родное РОВД по Октябрьскому району. Оклад мне там дали рублей 80. Плюс 40 стипендия. В итоге получалась зряплата инженера, на которую я мог бы рассчитывать, закончив вуз.
К слову, пообедать в студенческой столовой с частичной потерей сознания от насыщения крови частицами жира, белков и углеводов, стоило порядка 50-60 копеек (копейка – это 1/100 часть рубля, есличё).
Вот так, под мчащуюся по России тройку (Мишку, Райку, Перестройку) я провожал 1987 год.
Journal information